Вячеслав ЛОЖКО

ТАЙНА ЖИЗНИ

     Читатели «Литературного Крыма» давно и хорошо знают творчество поэта Вячеслава Ложко. Он печатался не только в нашей газете, но и во многих других литературных изданиях. Например, в журнале «Президент» (Москва), в журнале «Радуга» (Киев), «Черное море» и «Алые паруса» (Симферополь) и во многих других. Он является лауреатом многих литературных премий в области поэзии.
     Но сегодня мы знакомим наших читателей с Вячеславом Ложко – прозаиком. Как и в поэзии, так и в прозе Вячеслав Ложко проявляет себя тонким художником и настоящим мужчиной. Его проза мудра и мужественна. Прозаик Ложко ставит перед собой не мелкие и сиюминутные вопросы, а пытается проникнуть в суть явлений, которые составляют смысл нашего всеобщего бытия.

     Седой, крупного телосложения мужчина с лицом, на котором разместились шрамы, следы прошлых бурных дней, задумчиво смотрел в небо.
     Он внимательно следил за караванами белых облаков, несшихся по небу с огромной скоростью.
     "Так проносится жизнь" - думал он, - "Ее гонят ветры жизненных бурь и страстей".
     Последнее время он часто выходил на улицу, благо его дом располагался на самом краю поселка. Сразу за домом начиналось предгорье, а уже за ним возвышались ближайшие скалы, и над ними бездонное разнообразное загадочное небо, в которое он устремлял свой взгляд. Он мог часами смотреть в небо. Это его успокаивало, приводило в порядок душевное состояние. Мысли начинали течь плавно, понятно. Они были законченными, ясными и казались удивительно простыми.
     Он видел небо зимой, весной. Он часто обращался к ночному летнему небу. Осенними днями особенно подолгу проводил за этим занятием.
     Уже несколько лет он пытался понять, почему его так привлекает небо. Что манит его в эту пронзительно-далекую бесконечность.
     В летние ночи он ложился на улице на деревянный лежак и погружался в звездную ночь. Ночное южное небо было заполнено жизнью. Жизнью таинственной и недоступной человеку. Он считал, что знания, накопленные учеными многих веков о звездах, являются ничтожной крупицей того, что на самом деле таит в себе это беспредельное пространство.
     Он смотрел на пролетающие спутники, на огни ночных самолетов и чувствовал, что это его даже не удивляет. Но вот мерцание звезд, а оно было столь разнообразным, волновало его и вселяло в его сердце какую-то щемящую грусть.
     "Какие мы все-таки песчинки в этой безмерности времени и пространства? Нам дана секунда в космическом исчислении. Но для чего-то это надо. Только кому?", - думал он. Он понимал всем своим существом, что Создатель всего этого обязательно должен быть.
     "Ну, не может жизнь появиться просто так. Это великое таинство доступно только высокоорганизованному разуму. Разуму, способному в одно мгновение охватить всю Вселенную с его бесконечным многообразием".
     От этих мыслей он возвращался к обыденной земной жизни. В его жизни было много хорошего. Много замечательных, запоминающихся дней и, думая об этом, он приходил к выводу: "Жизнь только тогда заполнена, когда она полна действий и поступков, которые приносят радость и высекаются нестирающимися знаками на просторах человеческой души".
     Но досталось ему в жизни вкусить полной мерой всякого: плохого и хорошего, вкусить предательства, страданий, неверности и огорчений. Но он не озлобился, не закаменел, не стал человеконенавистником.
     "Что во мне такое?", - задавал он себе вопрос - "Почему я вновь и вновь, получив пощечину, верю в то, что все же все обстоит не так".
     Он вновь и вновь прощал людям их поступки, которые задевали его, и порой очень больно.
     Он пришел к выводу, что его Кто-то ведет по жизни и спасает. Так постепенно он пришел к Богу.
     Но сомнения его посещали часто. Хотя из жизненного своего опыта он понимал: сомневаться по-настоящему умеют только сильные люди.
     Он, бывало, очень злился на людей, которые его очень огорчали, но не мог заставить себя мстить своим врагам, хотя, быть может, это и следовало делать.
     Он пришел к выводу, что намного разумнее быть добрым, а не злым. Зло сжигает душу и сушит сердце и наносит вред в первую очередь человеку, который поддался злу.
     В принципе, одни и те же люди бывают разными. И добрыми и злыми. Человек - это поле битвы между добром и злом, между ангелом и дьяволом.
     Случается часто так: когда мы меньше всего ожидаем изменений в жизни и в человеческой душе, жизнь бросает нам вызов. Жизнь хочет проверить наше мужество, стойкость. Заставляет принять решение, а не делать вид, будто ничего не происходит. Спрятаться за тем, что мы не готовы отвечать на удары судьбы, не удается. Любой вызов жизни надо принимать незамедлительно. Назад не вернешься.
     И подсознательно в такие минуты он выходил на улицу и смотрел в небо так пристально, как будто именно там, в небе он искал ответы на свои вопросы. Хотя понимал, что ответы рядом.
     Но после встречи с небесным пространством он приходил к мысли, что ответы на все вопросы еще ближе, чем он думал. Все ответы в самом себе.
     "Главное - правильно поставить и задать вопрос не кому-то, а в первую очередь себе", - думал он - "Почему я не нахожу ответы здесь, в повседневной жизни, у людей с которыми мне приходится сталкиваться", - задавал и задавал себе вопрос мужчина.
     "Очевидно, нам не дано судить о жизни других людей. У каждого своя жизнь, свои огорчения, свои страдания, которыми мы заняты", - размышлял он - "Можно считать, что ты нашел верный путь. А как убедить себя и других, что этот путь единственный, неповторимо правильный".
     "О, небо", - вздыхал мужчина - "Зачем я мучаюсь этими вопросами? Нужно ли их задавать и что дадут ответы на них?"
     Человек, по сути, ищет себя заблудшего. Иногда он приближается к себе, потом опять блуждает в потемках, натыкаясь на камни, на какие-то преграды, мешающие ему идти к себе. Так, проблуждав всю жизнь, человек так и не приходит к себе. Разве что за редким исключением. А ведь, чтобы найти Бога, достаточно оглянуться вокруг себя.
     Так проходили дни за днями, заполненные борьбой с самим собой, борьбой за возможность вырваться из тяжелого недуга, телесного и душевного.
     Последнее время он часто молился, но в своих молитвах он больше просил блага у Бога не себе, а своим близким и своим друзьям. Он просил благодати для них.
     "Благодать осеняет благодатью каждого, кто умеет принимать ее".
     Однажды утром он стоял у окна и молился. Небо было затянуто темными тяжелыми тучами. Вдруг в одном месте свет пронизал тучи. Тьма растворилась, и показался яркий, светлый круг. Такое он видел и раньше, но только сейчас его осенило, что свет пробивается сквозь тучи именно в тот момент, когда он молится.
     "Он меня слышит", - с почтением и благоговением подумал мужчина. И какая-то невесомая легкость легла на его сердце. Это ощущение придалоему веры и понимания того, что он не покинут милостью Божьей. И все его неприятности, страдания и переживания показались ему не такими значительными и страшными.
     "Надо идти дальше. Действовать и добиваться своего. Если человек чего-нибудь сильно хочет, он это получит", - подумал он. - Так хочет Бог. Иначе бы он меня не слышал", - в полной уверенности, что Бог его действительно слышит, думал мужчина.

СЕНЯ

     Каждое утро, направляясь на службу, я шел
вдоль Коктебельского пляжа. В море к тому времени уже плескались то там, то здесь любители утреннего купания.
     Мне нравился этот участок пути, от моего дома до заповедника. Иногда, шагая вдоль моря, я замечал обращенные на меня взгляды пляжников, а порой и слышал чей-нибудь тихий голос: "Это егерь заповедника пошел". Не знаю отчего, но каждый раз мне казалось, что им
енно здесь, на этом отрезке пути, со мной что-то должно случиться, что-то необычное и интересное. И когда я слышал негромкие слова про егеря заповедника, это только подтверждало мое предчувствие, и в душе появлялось необыкновенное волнение.
      Но чем ближе я подходил к Кара-Дагу, тем становился спокойнее. Кара- Даг на меня действовал странным образом, я просто не узнавал себя. Мне легко думалось и мечталось на его склонах и выступах, и всегда хотелось проникнуть в самую глубь древнего вулкана.
     Так шли дни за днями. И вот однажды, когда я подходил к заповеднику, меня вдруг окликнули. Обернувшись, я увидел женщину в купальном костюме.
     - Скажите, можно погулять немного по территории заповедника? - спросила она певучим голосом.
     Вопрос был настолько странным, что я, не долго думая, ответил:
     - Если денег много, можете погулять.
     И тут же пожалел об этом. Мой ответ мог прозвучать грубо, ведь обычные отдыхающие даже не догадывались, какая огромная за последние годы была проведена работа, чтобы защитить территорию заповедника от массового посещения, которое наносило огромный вред уникальному природному ландшафту.
     Но женщина, к удивлению, отреагировала на мои слова вполне добродушно. Тем же приятным певучим голосом она ответила:
     - Спасибо. Тогда мы лучше здесь погуляем, на берегу.
     Через несколько дней на том же месте я разговорился с местными ребятишками и не заметил, как подошла к нам уже знакомая мне женщина. Выждав подходящий момент, она снова обратилась ко мне со старой своей просьбой. На этот раз я вдруг услышал в ее голосе что-то такое, что заставило меня отнестись к ней более внимательно. И скоро я узнал, что заповедные места ей хорошо знакомы, и что она очень тоскует по ним, когда они с мужем приезжают на лето в Коктебель. Она показала мне на мужчину, который возился на берегу с базовской моторной лодкой. Я понял ее состояние и разрешил им прогуляться до Лягушачьей бухты.
     Она радостно крикнула в сторону берега:
     - Артамон, нам разрешили!
     Невысокого роста, крепко сложенный, с короткими кудрявыми волосами, прихваченными сединой как изморозью, Артамон подошел к нам, и я по его смущенному виду понял, что ему и неловко за настойчивую просьбу жены и одновременно он полон желания попасть в заповедник.
     Мы познакомились. И потом, каждое утро, направляясь на службу, я встречал их на берегу. Артамон обычно помогал лодочникам, а его жена Лиля собирала камешки. Она с таким восхищением иногда показывала их мне, что я, глядя на горы гальки, которые она собирала на пляже, не мог ей сказать, что это обычные, не имеющие никакой цены, камни.
     Мы подружились. Уезжая в Москву, Артамон и Лиля настойчиво приглашали меня в гости.
     Прошло совсем немного времени, и так получилось, что я решил завести собаку породы сенбернар. Щенков этой породы с хорошей родословной можно было купить только в Москве. И вот в ноябре я собрался в дорогу. Позвонил Артамону и Лиле. Они обрадовались и тут же категорически заявили, что если я не остановлюсь у них, они на меня кровно обидятся. Ничего не оставалось делать, как согласиться.
     Я прибыл в Москву. Артамон и Лиля встретили меня, как родного. Вечером мы собрались за столом, и не было других разговоров, кроме как о Коктебеле. Потом Лиля принесла камни, собранные на коктебельском пляже, и, показывая их мне, весело вспоминала, где и как находила их.
     На следующий день я поехал за щенком. Мне нужен был настоящий, с хорошей родословной сенбернар. Почему именно сенбернар? Это особая история. И, видимо, о ней следует рассказать.
     Года два назад, мои московские друзья Гена и Альбина, у которых в квартире жил прекрасный сеттер, поведали мне грустную историю о сенбернаре, живущем у соседей. Они говорили, что за такой собакой нужен особый уход и что такая собака, должна жить на воле. Я почувствовал, что рассказали они мне о сенбернаре не случайно. И действительно, прошло немного времени, и в телефонном разговоре мои московские друзья сообщили мне, что соседский сенбернар попал в беду. Смогу ли я взять его к себе, спросили они. Я без раздумий тут же согласился. И вскоре представился случай забрать собаку. Одна из наших сотрудниц, Ирина Анатолиевна, направлялась в Москву в командировку, ее-то я и попросил о помощи. Через несколько дней из столицы пришла телеграмма, в которой Ирина Анатолиевна сообщала, что вылетает на самолете из Москвы вместе с сенбернаром.
     Я поехал ее встречать. Сама страстно любящая природу и животных, опытная собачница, Ирина Анатолиевна была в симферопольском аэропорту вне себя от счастья - она подвела ко мне на поводке рыже-пегого красавца по кличке Сеня.
     Я хотел взяться за поводок, но она тут же отдернула руку.
     - Осторожнее! Может укусить. Собака должна привыкнуть.
     Я расстроился и молча пошел за вещами.
     Что же это такое, думал я, неужели мы должны еще друг к другу привыкать? Собака должна знать своего хозяина.
     Когда мы подошли к машине, я решительно попросил у Ирины Анатолиевны поводок. Открыл дверцу автомобиля и подал собаке команду "Вперед!".
     Сеня поднял голову и внимательно посмотрел на меня. Потом медленно влез в машину и уселся на заднем сидении. Я устроился рядом и закрыл дверцу.
     - Трогай, Валера! - сказал я, обращаясь к шоферу, художнику-декоратору, который согласился съездить со мной на своей машине в аэропорт.
     Он с опаской посмотрел на собаку и завел двигатель.
     Когда мы выехали на дорогу, Сеня снова посмотрел на меня, и вдруг положил свою голову мне на колени.
     Ирина Анатолиевна насупилась, и я понял ее чувства: она уже успела привязаться к собаке и теперь ревновала. Но я тут был уже ни при чем.
     Так мы проехали треть пути. В машине стало жарко, и Валера приспустил оконное стекло на дверце. В салон ворвался свежий воздух, и Сеня тут же встрепенулся, встал на лапы. Мы проехали через село Лесное и остановились, чтобы немного отдохнуть и поразмяться. Не успел я открыть дверцу, как Сеня перескочил через меня и оказался на земле. Я с трудом удержал в руке поводок. Когда я вылез, Сеня потянул меня в лес. Он визжал, метался, обнюхивая кусты и кочки. Гораздо позже я узнал, что это была его первая встреча с природой. За свою жизнь в Москве он никогда не вывозился за город, а выгуливался только во дворе и по московским улицам. Вообще, жизнь у Сени была не из легких. Его хозяева менялись один за другим, и жил он частенько впроголодь, пока не попал в руки к соседям моих московских друзей. Здесь к нему относились получше, но без достаточного внимания. В семье часто случались ссоры на почве алкоголизма. И вот однажды, при очередной ссоре, Сеня набросился на жену хозяина. После этого его судьба была решена.
     Дома я соорудил для Сени вольер, и он все время находился на свежем воздухе, привыкая к обстановке и нашему климату.
     И вот настал день, когда мы с Сеней пошли на Кара-Даг. Этот день был особенным. Всю дорогу Сеня, хватая поводок, тянул меня к морю. А когда мы подошли к берегу, он бросился в воду. Она пришлась ему по вкусу, он хватал ее ртом, выбегал на берег и снова лез в море. Наигравшись, подошел ко мне, и мы двинулись дальше. В Лягушачьей бухте я разделся и вошел в море. Следом за мной в воду полез и Сеня. Он спокойно плыл рядом, словно охраняя меня, и я почувствовал, что рядом со мной не просто собака удивительной породы, а настоящий друг.
     Выйдя на берег, мы завалились на теплую гальку, и Сеня, разомлев на солнце, задремал. Но я видел, что он все чувствует и слышит.
     Так шли дни. Сеня дарил мне ощущение радости жизни, ее надежности и вечности на земле.
     Однажды утром, как всегда, мы вышли на работу. Шагая по аллее парка, я обратил внимание на то, что за нами идет какая-то женщина. Улучив момент, она поравнялась с нами и протянула Сене бумажный сверток. Это было так неожиданно, что я не сразу понял, что произошло. Потом я выдирал изо рта у Сени остатки ветчины с бумагой, а женщина исчезла, как будто бы ее и не было.
     Я разволновался, и не напрасно. Через несколько часов у Сени вздулся живот. Мы заспешили домой. Оставив Сеню, я поехал за ветеринаром. Но когда мы подъехали к дому, я увидел стоящую на пороге плачущую дочь.
     - Сеня умер, - сказала она, увидев меня, и снова разревелась.
     В доме все были охвачены горем. Плакал младшй сын, жена. Я сам с трудом сдерживал слезы.
     Вскрытие показало, что Сеня был отравлен.
     Прошло время, и в память о Сене я и решил завести щенка сенбернара.
     В Москве я прожил около недели. Лиля и Артамон за эти дни привязались и по-настоящему полюбили маленькое пушистое существо, которое я принес к ним в дом. Однажды вечером мы решили назвать щенка Мэром. Так его и записали в паспорте и родословной.
     - Он будет настоящим Мэром Кара-Дага, - сказала Лиля. - Вот посмотрите.
     На вокзале, провожая нас, она вдруг забеспокоилась, узнает ли ее щенок летом. Ей очень хотелось, чтобы он ее узнал.
     Мэр рос не по дням, а по часам. Мы подружились, и не мыслили жизни друг без друга. Я снова почувствовал себя счастливым.
     В конце мая в Коктебель приехали Лиля и Артамон. Они были поражены тем, каким за это время стал Мэр, как он вырос. А еще больше их поразило то, что Мэр узнал их. Лиля была просто восхищена, когда Мэр радостно бросился к ней.
     А я в эту минуту вспомнил Сеню, и на душе стало грустно. Я смотрел на радостного Мэра, на Лилю, на Артамона и думал, что в жизни, несмотря на все невзгоды и несправедливости, все-таки добро и любовь, рано или поздно, побеждают. Только надо в эту победу очень верить.
     Я верил, что у Мэра будет другая судьба, не похожая на Сенину. И верил в то, что, рано или поздно, мир станет добрее, а люди в нем светлее и чище.

Коктебель