Александра ЛАВРУХИНА

Апрель 1944
(Из альманаха "Поэтическая карта Крыма - 2003")

Неужто столько лет прошло?
Травой окопы затянуло…
Но сердце снова обожгло
Тревожным самолетным гулом.

И ясно вижу, как вчера:
Освободители! Солдаты!
Босая мчится детвора
К вам по булыжникам щербатым.

Войною пахнет твердость лиц
И непривычные погоны…
Еще идти вам до границ,
И до Берлина перегоны…

Потом подарит мне судьба
И детский смех, и птичьи трели.
Но счастье началось тогда -
В незабываемом апреле…

Василий ЕЖОВ

Эхо

Глядят вершины Крымских гор
устало и надменно.
Ушла война из этих мест,
ушла давным-давно…
И только эхо до сих пор
не вырвется из плена.
К уставшей памяти ветров
приковано оно.
И здесь убитые со мной
заговорили снова!
Дохнул былой опасностью
расщелины оскал!
И лес, на склонах потемнев,
зашелестел сурово,
и воздух треснул надо мной,
и вздрогнул перевал!
И тишина расколота!
- Довольно!
Нас лишь двое, -
кричу я эху, - замолчи,
исчезни, не гуди!
Но голосом какого-то
безвестного героя
оно мне простонало:
- Прикрою, уходи…

Владимир ЗАРУБИН
(1941 - 2001)

Патефон 45-го года
(Из сборника "Утренние поезда", 1981 г.)

На пригорке у разбитой церкви
Русских баб, молчальниц и тихонь,
Вечерами сладеньким фальцетом
Развлекал трофейный патефон.
Крестный сын германского снаряда
Плащ-палатку на траве стелил,
Ставил патефон, садился рядом,
Отложив в сторонку костыли.
И грустила вдовая молодка
На концертах этих под луной…
Был солдат двухвесельною лодкой
К берегу ее прибит волной.
…Пили бабы самогон на корках,
А жених смущенный привставал
И хмелел от сладких криков "Горько!",
Чуть держась за краешек стола.
Две его солдатские медали,
Каждый раз его опередив,
Звякнув от восторга, припадали
С торжеством к невестиной груди.
А в углу, на сундуке с приданым,
Шустрый мальчик с ликом мудреца
Прокрутил все "вальсы" и "страданья"
Для счастливых мамки и отца.

Владимир ПАВЛОВ
(1940 - 1995)

(Из книги "Избранное", 2004 г.)

***

Сильнее всех увиденных чудес
мне утро помнится, -
как голубая птица,
оно в прямых лучах кружит окрест
и словно хочет сесть
и не садится.
И, как из камня, разгоняя мрак,
огонь когда-то высекали деды,
сон мостовых разбередив, моряк
бежит в лучах.
И это День Победы!

Памяти отца

Война. Весь город мой в огне борьбы,
и, ценности его спасая, войско
на корабли несет под гром пальбы
и медь, и золото закатов Айвазовского.
Но самый черный - первый день войны!
Мне ровно год. Нет дня светлее вроде,
когда б не эти слуги сатаны,
по миру марширующие орды.

Я говорю: мне ровно год везло.
И хоть не помню довоенной доли,
но думаю о годе том светло,
как об отце, оставшемся в подполье.
Отец! - непогрешимой правды стяг.
Такие только мир и отстояли.
Родной земли пространства каждый шаг
они взрывчаткой гнева начиняли.
Ростком победы через тьмы асфальт
он шел, взбугрив беду сильнее взрыва.
Остался там, где корни невпопад
сплелись, храня нам землю от размыва.

Я смутно помню моего отца,
но никогда его не позабуду:
одна из главных черт его лица -
глаз доброта - мне светит отовсюду.

Вячеслав ЛОЖКО

***

Отголоском далёкой войны
Прорастают деревья разлуки,
В буйстве красок наставшей весны
Тянут женщины к прошлому руки.
Отзовитесь, родные, вас ждут,
Ждут, как самую высшую милость.
Сколько горьких часов и минут
В океане тоски уместилось!..
Разъедает разлука глаза,
Грудь, давно ослабевшую, сушит…
Прошумит над полями гроза
И опять одиночество кружит.
Может, те, что в могилах лежат,
Тоже мыкают горькое горе?
Словно вороны, годы кружат,
Умирают с тоскою во взоре.

***

В сорок первом, в декабрь стоморозный,
На смертельный плацдарм в Коктебель
Полыхали огнём и угрозой,
Чтоб в апреле звенела капель.
Бескозырки и клёши, бушлаты,
И тельняшки, как латы на грудь.
И, неистовством смерти объяты,
Расчищают в бессмертие путь.
На волну, сквозь кромешную темень!
Всё скипелось, и стыли моменты.
И сражались, и были, как кремень,
Чтоб застыть на века монументом.

Галина ЯКОВЛЕВА

Помнить, знать!

Уходит поколение бойцов,
Тех, что свободу в битвах отстояли.
Их ордена, нашивки и медали
Теперь у антикваров, продавцов.

А внукам дедов боль неинтересна.
Она для них в далекой старине.
Но, если посмотреть, что им известно
Об этой героической войне?

Сдадут медаль и купят в баре пива,
Закурят, "побалдеют" - черт не брат!
Не запретишь, как говорят, красиво
Им жить. Но шел на смерть солдат

И право заслужил носить медали
И жить в свободной, радостной стране.
И надо, надо, чтоб потомки знали
О подвигах солдатских на войне!

Георгий МЕЛИКОВ

Флейтист

Жил до войны за стенкою флейтист,
он упражнялся в сумасшедшем такте,
а в это время бешеный фашист
лепил орудья, самолеты, танки.

И час настал, и двинулись на нас
валами нескончаемые беды.
Замолк флейтиста сладкозвучный глас:
пошел флейтист ковать стране победу.

Пошел и я. Вернулся. Повезло,
а за стеною тишина стояла.
Нет музыки победной, как назло,
а мне ее, ее мне не хватало.

Не голосил уж Моцарт за стеной,
не изливался и Шопен речисто.
И, вроде бы, я жил, но сам не свой:
так не хватало серенад флейтиста!

Серая солдатская

Кого я не успел прославить,
так это - серую шинель.
О ней и боль моя, и память,
и слово доброе - о ней!

Она спасала в дождь и в стужу,
добрей в походах не сыскать.
Солдатской правды не нарушу:
шинель солдату словно мать.

Она обнимет, обогреет,
придет на помощь в трудный час,
она солдата пожалеет,
она его боеприпас!

А на привалах, в лютой стуже,
солдатской стати не губя,
шинель постелью вам послужит:
и - на себя, и - под себя.

Потом - пальто и макинтоши,
перина, теплая постель,
но для солдат надежней ноши
вам не сыскать. Она - шинель!